|
|
Кажется,
что всё это было только позавчера. Вот узнаваемая аллея парка,
огибающая здание Старой лаборатории. Те же козырьки на окнах, те же
буквы, составляющие надпись «Наблюдательность и наблюдательность»,
бюсты, окружённые аккуратными клумбами с цветами, памятник основателю с
собакой, встречающий каждого на въезде в посёлок. И пусть у деревьев
черно-белые кроны, небо не голубое, а светло-серое, и уголок у старой
фотографии поистрепался, это те же Колтуши. Колтуши, которых больше
нет. Этот очерк посвящен тем, кто застал одну из лучших эпох в истории
научного городка и его окрестностей - середину прошлого века -
пятидесятые, шестидесятые годы.
- Я приехала сюда в 51-м году, - вспоминает сотрудница Института физиологии Нина ЛОПАТИНА, - Сама я ленинградка, закончила биофак, и мне сильно повезло: я стала работать в столице условных рефлексов.
Пережив
тяжёлые военные и послевоенные годы, научный городок открыл новую
страницу своей истории. В стране, которая продолжала активно
восстанавливаться, особенно ценились молодые учёные. На них возлагались
надежды: во всём мире снова начиналась научная гонка.
Запущенный ещё самим Павловым, колтушский «котёл»  закипал
вновь. Работниками Института физиологии становились выпускники
биологического факультета ЛГУ и других вузов. Те, кто приезжал сюда по
распределению, считали себя счастливчиками.
Ещё бы! Работать в
тех самых помещениях, где проводил эксперименты Нобелевский лауреат,
продолжать его дело, жить в каких-то десяти километрах от Ленинграда!..
И быть частью ленинградской интеллигенции, к которой, без сомнения,
относились колтушские научные сотрудники.
- Первое время я жила
в доме за парком. Фактически это было общежитие, - рассказывает Нина
Лопатина, -Дома того уже давно нет, он находился ближе к водонапорной
башне. И там селили многих институтских сотрудников. Жили, конечно,
скромно, но вполне сносно и очень дружно. Я даже предпочла остаться
здесь, а не ездить каждый день из города, как, кстати, делали многие, -
это было слишком утомительно. Помню, что все друг друга выручали. Я,
например, читала книжки и своей дочери, и детям соседей, потому что они
много работали и редко бывали дома. А вообще, тогда на быт как-то мало
обращали внимания. Гораздо больше уделяли науке. Она очень захватывала.
Мы ставили сложные эксперименты, нам было интересно, мы жили этим.
Однако
«квартирный вопрос» становился всё серьёзнее. Зданий, построенных ещё
во времена Павлова, едва хватало на весь разрастающийся контингент.
Комфортабельные коттеджи, возведённые в тридцатые по проектам
Иннокентия Безпалова, превратились в тесные советские коммуналки.
Именно поэтому в конце пятидесятых появляются первые многоквартирные
дома по улице Быкова - нынешние 19, 21, 23, 27. Конечно, и там мало
кому доставались отдельные квартиры, но всё-таки первые шаги к решению
жилищной проблемы были сделаны. Теперь в Павлово имелось два магазина.
В
начале шестидесятых построены новые здания школы и детского сада.
Знаменательным событием стало открытие детской музыкальной школы,
которая до сих пор остаётся одной из самых сильных во всей
Ленинградской области. Посёлок стремительно рос в сторону деревни
Токкари.
Не менее масштабно развивался и сам научный городок. Оба больших институтских корпуса возводятся именно на рубеже шестидесятых.
С
тех пор в обиходе местных жителей появляется фраза: «Встретимся у
корпуса». И все понимают, что речь идёт о площади с клумбой перед
зданием Первого институтского корпуса. Она на долгие годы стала едва ли
не самым популярным местом встречи.
Массивное крыльцо с двумя
фонарями, аккуратно подстриженные кусты, свежевыкрашенные скамейки -
всё это подчёркивало особый статус посёлка, к тому времени практически
потерявшего деревенские черты.
Шло время, складывались традиции.
-
В то время Институт возглавлял Константин Михайлович Быков, - говорит
Нина Лопатина, - И он решил возродить обычай Павловских времён -
научные среды. Мы регулярно собирались в столовой (это здание,
расположенное за памятником с собакой, потом стали называть Новая
лаборатория). Делали доклады, очень горячо их обсуждали, спорили.
В
общем, скучать было некогда. Многим приходилось жить между Колтушами и
Ленинградом. В городе «доставали» продукты. Брали авоськи, садились в
автобус и ехали на Пороховые. Тогда это был первый перевалочный пункт
на пути из одного мира в другой.
В первом - липовые аллеи парка,
озеро, микроскопы с колбами, специфический лабораторный запах, во
втором - свежий ленинградский батон, развесная халва, шоколадные
конфеты, которые вполне можно раскусить. Конечно, за всем этим
приходилось постоять час-другой в очереди, зачастую выслушивая от
местных, городских, задиристое «понапёр-ли тут из своих деревень», зато
как приятно возвращаться вечером в переполненном автобусе, крепко держа
в руках две бутылки дефицитного растительного масла! А потом войти
в свою поселковую кухню и . нажарить картошки на всю семью... Ну,
а уж если нужно что-нибудь посерьёзнее - например, в
лаборатории кто-то защищает докторскую или у свекрови
юбилей близится или, не дай бог, намечается какое-нибудь
заседание с фуршетом, -тогда песочным печеньем, купленным на
«Порошках», не обойтись. Нужно пересаживаться на трамвай и -прямиком в
«Север», на Невский, за пирожными с кремом и взбитыми сливками. Но и в
этом свои плюсы: заодно и ткань на платье урвёшь в Гостинке, и билеты
на «Жизель» в Кировский - буквально последние оставшиеся купишь. И
со спокойным сердцем - домой, к цветущим клёнам, к заждавшейся собаке,
к светящимся корпусам институтского городка...
Многих жителей
Колтушей очень выручал 492-й автобус, пущенный специально для
сотрудников Института физиологии. Этот маршрут соединил его главное
административное здание на Васильевском острове и комплекс лабораторий
в Павлово. По расписанию этого автобуса жил без преувеличения весь
посёлок. Пассажиры, годами знающие друг друга, обсуждали новости,
читали любимые книги или делились впечатлениями от только что
просмотренного спектакля.
Позади оставался купол Смольного,
заводы Охты, проскочив железнодорожный переезд, автобус вырывался из
города, и до дома оставались считанные минуты. Кстати, последний рейс
прибывал в Колтуши уже за полночь, так что, рассчитывая на него, можно
было позволить себе пойти в театр или на вечерний сеанс в кино и
досмотреть его до конца, не дёргаясь, не гадая - попаду домой или нет.
А
рядом протекала и другая жизнь, в которой не было экспериментальных
крыс и колб с дрозофилами. В двух шагах от научного городка - в
старинных деревнях Колбино, Токкари, Ар о и других -были другие заботы:
заготовить сарай дров, посадить картошку, достать корм для кур.
Конечно,
в стране победившего социализма ведение личного подсобного хозяйства,
мягко говоря, не поощрялось, но без него можно было и ноги протянуть: в
совхозах трудились за копейки. Так что деревенские продолжали
оставаться трудолюбивыми крестьянами, зачастую снабжавшими институтских
молоком и картофелем. Однако это были уже не те ингер-манландцы, на
долю которых выпали репрессии, потом война, потом снова репрессии.
Многие не вернулись из Сибири, а те, что вернулись, пытались жить, как
привыкли: собирались друг у друга в избах и молча молились, листая
старые затёртые книжечки.
Кирхи давно не было: её, как и
православную церковь, закрыли ещё в 30-е. Осталась лишь память о том,
что вот на этом холме стоял храм, в который шли из всех окрестных
селений. Потомки репрессированных разговаривали дома по-фински, сажали
цветы на могилах старого Колбинского кладбища, которое, в отличие от
Колтушского, не пострадало от бульдозеров. А в школе завязывали красные
галстуки, а в сельсовете натыкались глазами на портрет Ленина, а по
радио каждое утро слышали советский гимн вместо привычных с детства
бабушкиных песен. Правда, земля под ногами была та же, и вода в озёрах
та же, и даже дома многие сохранились ещё с дореволюционных времён.
«Старый
финский дом», -говорили про такие, и здесь был оттенок солидности: мол,
это вам не дощатый барак, построенный для колхозников.
Летом в
эти края съезжались дачники. Популярными местами отдыха были деревни по
Воейковскому шоссе -Бор, Лиголамби, Каннисты, Кир-Полье, расположенные
между двумя научными городками. Здесь было тихо, «рядом - лес, грибные
места, красивые пейзажи», как часто пишут в объявлениях. А надоест, так
сразу на автобус - и в Ленинград.
Колтушанам до сих пор часто
говорят: вам, мол, повезло, вы живёте и не в каменном мешке города, и
недалеко от цивилизации. И парк у вас рядом с памятниками. Где такое
ещё найдёшь? В Петергофе или Пушкине? Но там шумно, толпы туристов, а
здесь действительно хочется жить.
Родион МАРИНИЧЕВ
[к содержанию номера]
|
