|
|
Начало в №07 от 09.03.2012 г.
 Корр.
С. В., а какие черты характера А. М. Вы сочли бы главными? Я, например,
запомнил его как человека исключительной возвышенности… в чем-то он был
очень ироничен, немножко надмирный, как мне казалось. С другой стороны,
я помню его как человека очень доброго и очень мудрого. Можете ли Вы
подтвердить или опровергнуть мое впечатление и назвать какие-то черты
характера, которые характеризовали бы Вашего мужа лучше всего?
С. В. УГОЛЕВА. Он
неоднократно принимал участие в решении судьбы нескольких людей
молодого возраста, которые попадали в какую-то неадекватную, очень
сложную ситуацию. И он активно вмешивался в их ситуацию. Я знаю
нескольких учеников, нескольких молодых людей… я не могу сказать
«спасенных им», но которых А. М. помогал вытащить из очень сложных
жизненных ситуаций, которые могли бы закончиться совсем по-другому,
если бы не его вмешательство.
Корр. Вы имеете в виду каких-то его учеников в науке или просто людей в жизни…
С. В. УГОЛЕВА.
Нет, нет. Нет. Это совершенно не касается. У них с его учениками была
совершенно другая жизнь… Иногда очень нелегкая, я бы даже сказала -
сложная, в силу характера и А. М., и учеников его. Не только
сотрудников, потому что у А. М. было много учеников из разных городов.
Корр. И даже республик страны. Я помню аспирантов из Узбекистана, из других мест, которые посещали Лабораторию.
С. В. УГОЛЕВА. Республики…
о республиках не будем говорить. Это было общепринято. Я говорю о
людях, которые приезжали к нему из-за границы, которые жили или в
Колтушах, или в «Советской» гостинице, которые приезжали неоднократно и
на долгие периоды времени. …Был из Бельгии такой прекрасный ученый,
который говорил: «Знаете, А. М., мои поездки к Вам всегда стоят в 3-4
раза дороже, чем мои поездки в Штаты». И между поездками он ухитрился
родить сына, которого назвал Жаном, в честь Павлова. Но все равно он
возвращался к А. М. и жил в гостинице «Советской», так же как и
немецкий ученый, который много лет занимался с А. М. и жил тоже в
«Советской», но в разные времена, который тяжело заболел в связи с
поездками, в Колтушах у него почки заболели. Его ученики были в том
числе и американские молодые ученые, которые приезжали учиться его
методикам и потом делали свои работы - я не знаю, как это называлось
там, диссертациями или нет…
Корр.
С. В., насколько я помню и представляю себе, для А. М. интересы науки и
поддержание возможности работать по своей проблеме всегда было превыше
всего, настолько он был увлеченный своей научной проблематикой человек.
И, разумеется, в советские годы и, в частности, в поздние брежневские
годы он заведомо должен был выказывать внешнюю лояльность по отношению
к существовавшей системе, не совершать каких-либо поступков, которые бы
могли раздражать власти. Несмотря на обилие международных контактов, он
был невыездным человеком. Очень интересно было бы знать, как он
переносил эту ситуацию, были ли у него какие-то сокровенные внутренние
политические убеждения, которые он, конечно, вряд ли бы высказал
публично, но, может быть, формулировал в кругу семьи? И само это
противоречие: первооткрыватель мембранного пищеварения, научная звезда
первой величины -и при этом человек заведомо не может поехать на тот
конгресс, куда его приглашают. Как он с этим жил?
С. В. УГОЛЕВА. А. М. был абсолютно невыездным, очень долгое время. А потом его начали выпускать на соцстраны.
Корр. И это было уже в 80-е годы, насколько я представляю? Уже в поздние 80-е?
С. В. УГОЛЕВА. Да.
Да. Это было… Это… пожалуй, это было уже… в горбачевское время. Ну, я
помню, заведующий моего отделения остался за границей. И в этот день А.
М. возвратился из Германии, из ГДР. Я его встретила как-то так, ну,
необычно, будучи еще под впечатлением, узнав о том, что мой заведующий
остался; я ему так радостно, ну, как всегда, но как-то необычно… Он
заметил мою необычность. И он спросил: «Что такое случилось?» Я говорю:
«Ты знаешь, Леонид остался за границей». Он говорит: «Какое это имеет
отношение к моему возвращению?» Я говорю, что никакого, но я просто
обрадовалась. «Нет, ты не так обрадовалась». И он понял и сказал:
«Запомни, пожалуйста, никогда, никогда никуда я отсюда не уеду».
Корр. Насколько я себе представляю, он придерживался этого принципа всегда.
С. В. УГОЛЕВА. Абсолютно.
Это было его жизненное credo… Одна из его жизненных позиций. Я
процитирую неофициальное мнение одного институтского официального лица:
«Уголева можно отпустить хоть на Луну. И оттуда он вернется пешком!»
Корр.
Но именно на этом фоне можно говорить о фундаментальном, априорном
недоверии властей к человеку, который имеет такие убеждения…
С. В. УГОЛЕВА. Ну, почему Вы думаете… Я думаю, что это было не недоверие.
Корр.
Вы считаете, что это было не нечто личное, а просто действия на
основании известного формального критерия (подразумевается анкетный
пункт 5 - национальность; элементы государственной дискриминации евреев
по национальному признаку были в позднем Советском Союзе обычной
практикой. -А. Т.)?
С. В. УГОЛЕВА. Ну, я думаю, что это было такое сочетание одного с другим. Очень «удачное», между прочим, и очень много стоило жизни А. М. …
Корр.
То есть как минимум определенные страдания и переживания он испытывал
по этому поводу и воспринимал эту ситуацию, конечно, как оскорбительную?
С. В. УГОЛЕВА. Испытывал,
безусловно. Это не проходило бесследно. Безусловно. Я помню, был
какой-то ученый совет. Во время перерыва мы проходили с А. М. по
коридору, и с А. М. кто-то очень мило поздоровался, и как-то зашел
разговор, он мне говорит, этот человек говорит мне: «Что вы, С. В., А.
М. такой ученый, ему не надо… не надо выезжать за границу. Вся
заграница должна к нему приезжать учиться».
Я хочу Вам сказать,
что мой А. М. не выезжал в мир, но весь мир приезжал к нему: и
американцы, и англичане, и бельгийцы, и французы. У А. М. были кроме
этого научного контакта еще свои принципы приема этих людей. Когда эти
люди приезжали, он угощал их завтраком в кафе «Север» на Невском
проспекте, потом был билет на балет… И немцы очень любили нашу
филармонию. Да, и… приезжал швед какой-то… приехал он в такой огуречный
сезон, когда все театры были закрыты, а в филармонии был народный
оркестр. Какой восторг был у этого шведа от этого оркестра! То есть я
хочу Вам сказать, что приемы были… люди были очень интересные. Конечно,
спад их приездов был определенный после Афгана.
Корр. Это чувствовалось?
С. В. УГОЛЕВА. Это естественно.
Корр.
Да, но ведь помимо такой общекультурной программы еще бывали поездки
иностранных гостей в колтушскую Лабораторию. Это приходилось
организовывать совершенно особым образом, потому что Всеволожский район
являлся закрытым для иностранцев.
С. В. УГОЛЕВА. Это было само собой понимаемым.
Корр.
Но, как я понимаю, особых сложностей при организации таких поездок не
было? Или все-таки кому-то из иностранцев отказывали в этих визитах в
Колтуши тогда?
С. В. УГОЛЕВА. Они были отмечены, поскольку всегда в Институте знали, кто приехал к А. М. Особый отдел знал, что будет поездка в Лабораторию.
Корр. Итак, препятствий, как правило, не чинили?
С. В. УГОЛЕВА. Я не знаю. Я знаю, что те, которые хотели быть в Лаборатории А. М., всегда общались с ним там.
Корр.
С. В., а как А. М. относился к Колтушам? Просто как к месту работы,
месту, где находится его Лаборатория, или, может быть, более тепло?
С. В. УГОЛЕВА. Была аура.
Корр. Все-таки была аура?
С. В. УГОЛЕВА. Была аура. И я этого не отрицаю, хотя я бывала в Колтушах давно. Еще тогда не было нового здания.
Корр. Вы имеете в виду Второй корпус?
С. В. УГОЛЕВА. Не было Второго корпуса. Я была в старом корпусе. И я знаю, что А. М. любил Колтуши.
Корр.
С. В., не секрет, что с крупными учеными в жизни довольно часто – или
не очень часто – случаются разные курьезы и анекдоты, пикантные
житейские истории. Был ли какой-нибудь анекдот из жизни А. М., которым
Вы могли бы поделиться?
С. В. УГОЛЕВА.
Он, например, маму моей подруги, самой близкой, которая была очень
инициативной, очень предприимчивой, очень всемогущей …ну, если она
могла построить дачу по соседству с дачей Черкасова, рядом, то можно
себе представить ее энергетические способности. И в одном из обедов,
устроенных у них, у моей подружки на даче, А. М. поднял бокал за …Анну
Виссарионовну. Так что чувство юмора у него было, конечно, очень
хорошим и достаточно… не всегда мягким, скажем так. Но было,
безусловно. И с этим считались люди.
Что бы мне хотелось Вам
сказать еще о своей жизни с А. М.? Ну, сказать, что… ну, почти половина
жизни прошла молча – это не будет преувеличением. Когда мы были,
допустим, в санатории на каких-то прогулках (а он был удивительно
пунктуальным человеком: хотела я подниматься, не хотела – он поднимал
меня до завтраков), я всегда ходила молча рядом с ним, потому что я
знала, что он в это время думал… Это были прекрасные минуты. Я потом
это поняла. Хотя и тогда понимала, что надо молчать, потому что он
думает.
Беседовал А. Г. ТИМОФЕЕВ
[к содержанию номера]
|
